Попав в Южную Африку, я стал интересоваться ее современной музыкой - и молодой бур по имени Томас записал мне треки местных проектов, самых разных течений и направлений. Среди них были кейптаунцы Die Antwoord (на африкаанс это означает "Ответ"). Их новое видео (за которое я благодарю Илью Деревянко) как бы воплощает в себе все социально-психологические фрустрации постапартхейдной ЮАР. Die Antwoord поют на африкаанс, английском и коса.
Из небытия всплыла моя старая московская фотопленка 2003 года. Среди прочего, она интересна снимками Ивана Алексеева, также известного как MC Noize - в самом начале его творческой карьеры. О том как мы познакомились с Ваней, который только что приехал в Москву и устроился жить в общагу, я уже здесь писал. Вис Виталис - прекрасный поэт и лидер постсоветской рэп-альтернативы, у которого мы жили, дал нам болванку с демо-альбомом Face2Face, белгородским проектом, в котором участвовал Ваня - поскольку мы активно занимались продвижением социального хип-хопа. Демо нам очень понравились, и я написал на Комру рецензию на альбом.
Ваня играл тогда в команде у Виса, мы ходили в студию на репетиции, а потом вместе потребляли вино на Висовой квартире, расписанной граффити, рассуждая о политике, музыке и Чечне. Трехлитровая банка волынского сала, которую передала в дорогу мама Киричука, была завещана Ване - в Грозном, куда мы тогда собирались, она бы нам не пригодилась. Сам Ваня отлично играл на гитаре песни - в том числе, те, которые хорошо известны сейчас.
На всякий случай - в комсомоле Ваня никогда не состоял, а газета "Бумбараш", с которой мы делали веселую фотосессию в метро, не значится в списках экстремистской литературы - я проверил )
Просто мы здорово проводили время тогда в Москве, готовясь к поездке в Грозный.
В ЮАР я записал разнообразную музыку африканского и бурского населения этой страны, где даже наш приятель, молодой парень родом из Соуэто, живущий в чем-то похожем на гараж - где хорошо провели время наши товарищи - оказался скрипачом. На фестивале можно было слушать живую африканскую музыку со всего континента. И политизированные музыканты Южного Судана, пожалуй, были в этом смысле непревзойденными.
Но музыка Южной Африки - это, в первую очередь, Мириам Макеба. Первый африканский обладатель "Грэмми", жена Стокли Кармайкла, Мама Африка, которая соединила в своем творчестве актуальную традицию борьбы за гражданские права с культурной традицией народов банту, вплетая традиционную африканскую музыку в американскую музыкальную культуру шестидесятых.
В Музее Апартхейда в Джобурге ей посвящен отдельный видео-стенд.
"Коллекция ремейков традиционных песен еврейского рабочего движения представлена «в их революционном развитии» и в неожиданных контекстах. В общем, вполне псоевское революционное кабаре - проект «Унтернационал», понятное дело, многоязычен (в основном идиш, русский и английский). Помимо так хорошо знакомых нам революционных песен ашкеназов, строящих социализм, начала 20-х - 30-х годов прошлого века с неизменными "die Kossilke", die Molotilke" и "das Traktor", значительную часть программы занимают песни начала столетия, о борьбе с царем Николаем. Крайне приятственно звучит песня Даниэля Кана "Нету памятников Троцкому".
Песня "Глупые сионисты" проекта "Унтернационал":
Кабаре «Унтернационал» состоится 21 ноября, в воскресенье, в 20:00, в клубе «Мастерская» по адресу: Театральный проезд, д. 3, стр. 3, м. Охотный ряд, Театральная, Лубянка, Кузнецкий мост.
Леонард Коэн, потомок мигрантов из Российской империи, прожил на свете семьдесят шесть лет. Но только один раз, в октябре 2010 года, выступил в бывшем СССР, в государственном кремлевском дворце – от которого разит нашей историей. Этот огромный зал был слишком велик для небольшой группы из девяти музыкантов, и слишком мал для большой музыки Коэна. Но даже в Москве трудно было найти место, которое так подчеркивало бы политические контексты его творчества.
Коэн никогда не был человеком оформленных левых взглядов – хотя считал, что его имя внесено в список врагов Ричарда Никсона, подлежащих уничтожению ФБР. Однако, он был человеком своей левой эпохи – времени борьбы за гражданские права и право на секс в кампусах, времени антивоенных песен и студенческих маршей. «Я всегда хотел, чтобы меня любили Коммунистическая партия и Церковь. Я хотел жить в народной песне, подобно Джо Хиллу. Я хотел рыдать о невинных людях, которых изувечит брошенная мною бомба… Я хотел быть против богатых, несмотря даже на то, что некоторые из них знают Данте: за секунду до гибели один из них понял бы, что Данте известен и мне… Я хотел хорошо писать о евреях. Я хотел быть расстрелянным вместе с басками за то, что нес Тело на поле битвы с Франко…». Так писал он в своей книге «Прекрасные неудачники» – не очень удачной книге, после которой, тридцати с лишним лет от роду, Коэн решил начать карьеру певца. «Потому что за это лучше платят», – как цинично, и не совсем искренне говорил он для прессы. Сын бизнесмена из Монреаля, выходец из патрицианской семьи, никогда особо не нуждался в деньгах.
Вторник уже наступил, и мы переключаемся на волны "Дискотеки-90". Чтобы послушать человека, который покончил с собой шестнадцать лет назад, в депрессивном промышленном регионе на северо-западе США.
Меня давно просили поставить Nirvana, но я писал, что хотел бы приурочить этот сет к отдельному материалу - чтобы рассказать в нем не столько о творчестве группы, сколько о музыкальной культуре первой половины девяностых. О Бивисе и Батхеде - родных братьях Кобейна - которые сквозь зубы смеялись над Фукуямой, несмотря на то, что история как будто действительно закончилась в те года. Возможно, я сделаю это в рецензии на брошюру Саймона Бермана - с интересным, хоть и не бесспорным анализом классической и постклассической музыки. Но сейчас все равно надо будет сказать несколько слов о духе, который привнес в нашу жизнь гранж начала девяностых годов. Будем считать это черновым наброском к статье.
Нельзя сказать, что Nirvana была нашей любимой группой. В те времена мы слушали все, что угодно. Интернет еще был только незнакомым словом, и мы записывали музыку на кассеты в кооператорской студии на первом этаже ЦУМа, покупая там же за купоны распечатки с текстовками. Музыка входила в наше поколение широкими пластами - от фолка пятидесятых через психоделию, через арт и хард рок, и чистый металл только что откинувшихся восьмидесятых. "Попса" - техно и рэп -также рефреном звучали в нас помимо нашей тогдашней воли. Мы слушали десятки групп. Людям, выросшим во времена шаровых файлообменников и социальных сетей будет непросто понять, как мы доставали их тогда - в болгарских пиратских записях, добывая хромовые кассеты, чтобы сделать собственную запись, приблизив звучание к совсем уже забытому сегодня винилу.
Но именно гранж был тогда музыкой нашего времени. Он подходил к нему куда больше, чем наш "русский" постсоветский рок, скоропостижно скончавшийся с развалом Союза и расстрелом Белого дома. Это была музыка безнадежного начала девяностых - когда прежний мир рухнул, а неолиберализм не оставил нам "никакой судьбы, никакой надежды". Мы были подростками - хоть и политизованными подростками. Но ощущали это даже интуитивно, сидя в подвале моего дома, где поселился молодой бомж - паренек Вова по кличке Еж. Мы таскали к нему вниз родительские свечки, прогуливали лицей и проводили целые дни тусовкой, в канализационной сырости, на лежаках, оборудованных из выбитых на лестничной клетке дверей. В один их таких дней мой друг-одноклассник - ныне кандидат наук и известный киевский адвокат - прислал письмо из санатория, где они лечился в те дни. Это было уже в середине апреля, и из него мы узнали о давно наступившей смерти Кобейна - новости такого рода тогда, кажется, не попадали у нас даже в теленовости.
Виноват, друзья. Было не до дискотек. Но все возвращается, и сегодня мы слушаем "Дюну" - самую рыночную группу своей эпохи. С 1987 года они играли хард-рок, а затем радикально сменили амплуа, и 6 января 1989-го в программе "Музыкальный лифт" весь Союз впервые услышал "Страну Лимонию» - гимн рыночным надеждам на быстрое обогащение. Название песни было позаимствовано из "Баллады о детстве" Высоцкого, который пел там об импортных шмотках-трофеях послевоенных лет.
Через три года, с началом гиперинфляции, миллионы слушателей "Дюны" действительно стали миллионерами. И трудно сосчитать, сколько парней в пиджаках и спортивных костюмах получили маслины, в попытке дотянуться до обещанных им лимонов.
Там где кино боpдель и казино был пионеpский лагеpь Там где был детский гоpодок гуляют с телками деляги
Дискотека-90 начинает крутить то, что вы заказываете в комментариях к сетам DJK.
Решиться было непросто. Программа очень насыщена, и всегда хочется поставить что-то в унисон своему настроению.
Но есть повод - двадцать лет группе "Табула раса", которая некогда незаметно превратилась из инди-проекта Давидянца и Гримальского в сольный проект Олега Лапоногова. Он еще потом на звезды жаловался, если кто помнит. Звезды - да, штука серьезная.